Самый лучший враг - Страница 34

К оглавлению

34

Сейчас, увидев Зигю, человечек нетерпеливо подпрыгнул и показывая на рот, запищал как голодный птенец. Зигя стал отламывать кусочки пластилина и скармливать человечку. Тот старательно заглатывал их, становясь все больше. Зигя видел, что человечек увеличивается, и радовался.

А началось все так. Некоторое время назад Зигя сидел перед раковиной и пальцем проталкивал в слив выдавленную зубную пасту. Мамуля велела ему почистить зубы, а Зигя решил заодно почистить и раковину. Попутно он воровато оглядывался на дверь, потому что в прошлый раз, когда он выпил жидкость «Крот›› для прочистки труб, мама Прасковья почему-то рассердилась и била его по голове веником. Зигя при этом хихикал, и изо рта у него белым облачком вырывался кислотный пар.

Неожиданно не до конца продавленная сквозь решетку белая масса зашевелилась. Из слива выполз пячок, до того скрывавшийся в канализации. Зигя направил на него струю воды. Он думал, что вода унесет червячка, но тот как-то уцепился. Зато зубную пасту вода смыла. Оказалось, что у червячка есть ручки и ножки, только очень короткие. Червячок корчился и изгибался так, что рисковал завязаться узлом. Разглядев Зигю, червячок испугался и попытался просунуться в сток, но Зигя успел заткнуть его пальцем.

— Гусснитъка! — выдохнул малютка с таким восторгом, что даже в груди у него загудело.

Червячок сильно изогнулся, приняв форму шахматного коня, и Зигя обнаружил, что у него есть маленькие глаза-буравчики. Эти буравчики всверлились в лоб малютки. Зигя ощутил наплыв непонятных чувств и желаний. Правда, продолжалось это недолго. Ослабев от усилия, червячок бессильно провис, и Зиге пришлось толкать его пальцем, чтобы он очнулся.

На краю раковины лежал кусок пластилина. Накануне Зигя пытался вылепить из него слоненка, но у него нс получилось. Увидев пластилин, червячок едва в узел нс завязался от жадности. Он подполз и, уцепившись короткими ручками, стал откусывать от него кусочки. Зигю, как личность увлекающуюся, это заинтересовало. Он присел на корточки и стал наблюдать. Червячок доел пластилин, немного укрупнился и, разинув рот, стал требовать еще. Заботливый Зигя спрятал его в коробку, которую потом заменил железный ящик. В тот день Зигя впервые попросил у мамы Прасковьи купить пластилин. Несколько дней червячок только ел. Утром, днем, ночью коротких ручках едва просматривались пальцы, то теперь различались уже и ногти. Более того, у червячка начали вылепливаться волосики, а под волосиками круглела маленькая головка с въедливым, несколько вытянутым личиком.

Если первое время, в бытность свою червячком, человечек ничего еще не помнил, только шипел, то теперь к нему начала возвращаться память.

Вчера вечером в памяти его вылепилось имя. Это было противное, тухлой рыбкой дышащее имя Тухломон.

Глава седьмая
ИЗБУШКА БЕЗ КУРЬИХ НОЖЕК

Время идет так стремительно, что поначалу невольно увлекаешься мельканием событий.

На самом деле время условно. Жизни всех поколений — точно пушинки на круглом цветке одуванчика. На деле же все мы — Чингисхан и Эзоп, Клеопатра и Ной, Александр Македонский и самый неприметный человек из самого неприметного города — существуем в единой реальности и сталкиваемся с одними и теми же испытаниями. Просеиваемся сквозь сито вечности, которое, убирая все лишнее, показывает нам, и не только нам одним, что мы такое.

Троил

Арей сдержал слово. Темный маг не достался ни скелертам, ни гробовщикам. Барон мрака подтащил к пустой повозке все пустые ящики и, щедро полив их маслом из двух больших горшков, поджег. Полыхнуло хорошо. Ближе десяти шагов к костру нельзя было подойти. Мечник стоял, закутавшись в длинный серый плащ, найденный в одном из ящиков. Плащ, хранившийся туго скатанным, имел множество достоинств.

Не боялся дождя и огня, отпугивал простейшую нежить и, главное, до неузнаваемости менял облик своего владельца. Пока Арей оставался в плаще, никто не узнал бы в нем стража мрака. Для всех, кто его видел, он был просто сомнительной личностью, которых здесь, в лесах, хватало с избытком.

Разумеется, Арей мог бы и сам, без всякого плаща, наложить на себя маскирующий морок. И хороший морок, надежный, с двойным-тройным магическим подстегом, с багряной отводящей поволокой. Этим даром он был наделен, как всякий страж света или мрака. Кто пробился бы через первую ступень — застрял бы на второй, на третьей, а если бы каким-то чудом и добрался до самого Арея, то и не узнал бы его, решив, что это лишь очередной из мороков, ибо мороки были окольцованы и под стражем вполне еще могла оказаться какая-нибудь старушенция с большим мешком, полным высушенных голов.

Но морок — это магия. И магия активная. Здесь же, на Запретных землях, использование магии было особенно опасно. Плащ, разумеется, тоже был не чужд магии, но магии зеркальной, легкой и уклончивой, вплетенной в каждую его нить. Такая магия первохаос не раздражает, как шепот не вызывает обвала в ущелье.

Убедившись, что погребальный костер занялся и не погаснет, Арей пошел в «Топор и плаху», мало надеясь добраться туда до темноты. Шагал он быстро. Ночевать в Запретных землях под открытым небом — не самая блестящая идея, как бы хорошо ты ни владел клинком.

Внезапно птицы в лесу разом взлетели. Что-то вспугнуло их. Арей различил низкий рокочущий гул. Сквозь гул пробивались одиночные удары — четкие и звучные. И был еще какой-то звук. Дополнительный.

Казалось: кто-то поет и одновременно бормочет в восторженном забвении.

34